[]{#anchor}Уши лапы хвост и мемуары.

[]{#anchor-1}Пролог. О том, как началась моя история, и о человеке, что её записал

Александр сидит за столом. В кабинете на втором этаже. Деревянный дом поскрипывает вокруг него. Как старый друг, что любит поболтать в тишине. На столе монитор размером с большой телевизор. Справа на подставке его верный ThinkPad. Экран светится мягким светом. Клавиатура ждёт. Саша набирает текст. Будто я сижу рядом. Надиктовываю свои мысли. Мои слова текут через его пальцы. Мои воспоминания оживают. Хотя прошло уже немало времени.

Он готовился к этой книге полтора года. Собирал кусочки моих историй. Размышлял. Пытался понять, как начать. Это было тяжело. Саша — человек практичный. Технический директор. Программист. В гостиной у него штанга и гантели, в кабинете бронежилет и тактический рюкзак. Каждый день - спорт - бег, лыжи, бокс. А тут — слова. Чувства. Моя жизнь. Он не плакал 28 лет. Ни слезинки. Но сейчас сидит за столом. Пишет. Слёзы беззвучно падают на клавиатуру. Иногда останавливается. Вытирает глаза рукавом. Продолжает печатать. Я бы мурлыкнул ему в утешение. Но, я рассказываю через его руки. Через его сердце.

Всё началось когда деревья за окном сбрасывали листья пять раз. Или около того. Я не считал. Тогда я был совсем крохой. Едва понимал, что к чему. Но память яркая. Как теплые солнечные пятна на полу. Александр делает глубокий вдох. Будто хочет вдохнуть те дни обратно. Его пальцы снова бегают по клавишам. А я начинаю свою историю.

Мороз кусал меня за лапы, как будто кто-то невидимый тыкал в них острыми иголками. Я не знал, где я и как тут оказался. Вчера ещё было тепло — запах молока, тихое мурлыканье мамы рядом. А сегодня — только холод, ветер, который будто шипел на меня, и серое небо, тяжёлое, как мокрый камень. Я маленький, мне страшно. Где мама? Где мои братья и сёстры? Почему я один?

Я свернулся в комочек под какой-то старой доской, которая валялась у стены. Над головой — большая надпись, кривая, облупившаяся. Там было написано "ПОЧТА", но я тогда не знал, что это значит. Для меня это просто были какие-то закорючки, которые двуногие любят везде рисовать. От стены пахло сыростью и чем-то старым, как будто бумагой, которую давно никто не трогал. Я пищал, но никто не слышал. Или не хотел слышать.

Середина ноября, как потом говорили двуногие, — не время для котят на улице. Я и сам это чувствовал: мои уши мёрзли, хвост дрожал, а живот урчал так громко, что я боялся, вдруг кто-то подумает, что я рычу. Но я не рычал. Я просто хотел домой. Только где он, этот дом?

И тут я услышал шаги. Тяжёлые, но не такие, как у больших двуногих, которые топают, будто весь мир их. Эти шаги были уверенные, ровные, с каким-то скрипом — будто что-то тёрлось о землю. Я выглянул из-под доски, прижав уши. Мальчишка. Не сказать, что худой — крепкий, плечи широкие, в чёрной куртке с капюшоном. За спиной у него болтался рюкзак, потёртый, с какими-то железками, которые звякали при каждом шаге. Его ботинки скрипели по замёрзшей земле, а изо рта шёл белый пар, как дым. Он шёл мимо, явно из школы — я потом узнал, что двуногие туда ходят, чтобы учиться всяким их штукам.

Он почти прошёл мимо, но вдруг остановился. Я замер. А ну как он меня прогонит? Или хуже — схватит и утащит куда-нибудь, где ещё холоднее? Но он не прогнал. Он присел на корточки, прямо рядом с моей доской, рюкзак с глухим стуком упал на землю. Посмотрел на меня. Его глаза были тёмные, как ночь, но в них не было злости. Он тихо сказал что-то, чего я не понял, а потом протянул руку. Я сначала отполз назад, но рука пахла чем-то вкусным — то ли бутербродом, то ли ещё чем-то, что он ел на перемене. И она была тёплой. Очень тёплой.

— Ты откуда тут, мелкий? — сказал он, и его голос был мягким, как мамино мурлыканье. Я не ответил, конечно. Я же котёнок, а не двуногий. Но я подполз ближе и ткнулся носом в его ладонь. Холод отступил, совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы я перестал дрожать.

Он снял свою куртку — чёрную, пахнущую дымом, бумагой и чем-то солёным — и завернул меня в неё. Я пискнул, но не вырывался. Было тепло. Было... хорошо. Он поднялся, прижал меня к груди, подхватил рюкзак одной рукой и пошёл куда-то. Я слышал, как бьётся его сердце — быстро-быстро, как у меня, когда я гонял бумажку по полу. Но это было давно. А сейчас я просто закрыл глаза и подумал: может, это и есть новый дом? Или хотя бы его начало.

[]{#anchor-2}Глава первая. О ночёвке под крыльцом и первом шаге в большой мир

Я лежу на одеяле в своём убежище. Вспоминаю, как всё начинается. Мальчишка несёт меня через улицы. Ноябрьский холод кружит там, словно надменный модник, роняющий осенний дождь на землю. Я, маленький котёнок, ещё не разбираюсь в тонкостях мира. Но тёплые руки спасителя внушают оптимизм, будто луч света в вечной осени. Его сердце стучит ровно, словно бит из модного трека. Что ж, думаю я. Если судьба играет со мной в прятки, то делает это с отменным чувством драмы.

Мы добираемся до его дома, где тени ложатся густо, как в готической сказке. Мой юный герой колеблется. Видимо, вспоминает о строгих семейных правилах. Решает не рисковать. Не вводит меня сразу в высшее общество. Находит мне временное убежище под крыльцом. Старая картонная коробка выглядит так, будто пережила пару эпох. Внутри лежит тряпка, пахнет пылью и старыми историями, словно память о прошлом, что не отпускает. Я, будучи котёнком с задатками философа, решаю, что это подходящее место. Для размышлений о жизни.

— Сиди тут до утра, мелкий, — говорит он. Треплет меня по голове. Я мурлыкаю в ответ с достоинством актёра. Холодно? Ну и что. Разве не в испытаниях познаётся натура?

Женщина приезжает вечером, её машина урчит у крыльца, как усталый зверь. Она открывает дверцу, таскает сумки, а потом замирает. Слышит мой голос — хриплый писк, не то кряканье, не то хриплый шепот, сорванный на улице, будто эхо далёкой осенней печали. Опускает глаза, видит меня у колеса — маленького, серого, полосатого, с ушами торчком. Я сижу, смотрю на неё, пищу тихо, с лёгкой хрипотцой. Её лицо светится, словно я редкая находка в этом мраке, хотя я просто котёнок, мокрый от холода.

Тут выходит мужчина, голос у него твёрдый, как камень в готическом храме. Он смотрит на меня, качает головой.

— Под крыльцом, значит? Сам пришёл? — спрашивает у мальчишки. Разглядывает меня с видом критика, оценивающего новую постановку. — Котята бегают где попало. Это дело обычное. Не каждого ж домой тащить. У нас кошка есть. С ней забот полно. Ничего не делай. Не корми его. Пусть сам дальше бежит. Чтоб не привыкал.

Его слова звучат как практичный совет, без тени злобы. Я смотрю на него своими большими глазами. Мурлыкаю с лёгкой насмешкой над его серьёзностью. Мальчишка молчит. Я вижу, как он переживает. Но ничего не поделаешь.

— Вообще не вариант, — говорит он. Женщина хмурится, не понимает.\

Мужчина берёт меня на руки, подносит к стеклянной двери. Там сидит серая кошка, глаза зелёные, как светлячки в ночи. Она видит меня, шипит так жутко, будто я нарушил её вечный покой. Я шевелю ушами, молчу, не спорю. Женщина вздыхает, бормочет:\

— Забрать его в дом не выйдет. А на улице холодно, страшно. Жалко же, маленький.

Женщина думает вслух, вспоминает домик, что делала для серой кошки. Решает вытащить его из коробки, кладёт туда грелку, старое покрывало, сыпет еды. Ставит домик на крыльце, смотрит на меня, будто боится, что я растворюсь в осеннем мраке.\

— Вдруг уйдёт, — говорит она мужчине. — Может, потерялся, всякое бывает.\

Сначала хочет оставить меня в какой-то мастерской, но мужчина морщится.\

— А вдруг он там всё попортит? — возражает он.\

Женщина кивает, соглашается. Домик на крыльце — простой выход, надёжный. Они уходят, оставляют меня на ночь. Я мурлыкаю громко, радуясь теплу, хотя грелка быстро теряет жар, как угасающая надежда.

Ночь тянется медленно. Как сериал, который всё не закончится. Холод пробирается в коробку, словно назойливый сосед, роняющий капли дождя на мою шерсть. Пытается пощипать меня за лапы. Я плотнее сворачиваюсь в клубок. Думаю, что это часть приключения. Где-то фонарь мигает тусклым светом, будто кокетка, не уверенная в своей привлекательности. Шорох сухих листьев кажется шёпотом будущих историй, что зовут из теней. Я пищу пару раз, не из страха, а из любопытства. Вдруг ночь захочет поболтать? Она молчит. Я не обижаюсь. У ночи свои причуды.

Утро подкрадывается незаметно, словно опоздавший гость, уверенный, что его ждут. Я никуда не ухожу, сижу в домике, где меня оставили.

Женщина выходит, видит меня, улыбается, но глаза тревожные, как у героя, что борется с судьбой.

День тянется долго, словно тень, что ложится на землю в осенний вечер. Я лежу под крыльцом в своём домике, никуда не ухожу. Холод щипает лапы, но я не жалуюсь, сворачиваюсь плотнее в клубок. Иногда шевелю ушами, слушаю шорох листьев, что кружат вокруг, будто шепчут тайны давно ушедших дней. Пискнуть хочется, но голос молчит. Еда в домике пахнет странно, но я не трогаю её, жду чего-то большего. Мир за коробкой кажется далёким, манящим, однако я остаюсь тут, словно котёнок, что верит в возвращение тепла. К вечеру шаги возвращаются. Мужчина и женщина подходят ближе, их голоса доносятся сквозь сумрак, тихие, но твёрдые.

Мужчина стоит рядом, они говорят тихо, спорят.
— Лира его не принимает, — вздыхает женщина. — Совсем не хочет.

— Слушай, давай свозим его к доктору, — предлагает она. — Посмотрим, здоров он или нет. Возьмём на время. На улице оставлять не дело, холодно уже.\

Я слышу знакомые шаги. Быстрые, лёгкие. Это мой мальчишка.

Мужчина смотрит на меня, кивает.\

— Ладно, хорошая мысль, — говорит он. — Посадим его в туалет на второй этаж, пусть посидит там.

— Окей, бери его домой, — говорит он мальчишке. Тот сразу засиял, словно экран телефона на максимальной яркости.

Женщина хлопает в ладоши, довольная.\

— Значит, так и делаем, — решает она. — На второй этаж его, в туалет. Вдруг болеет чем? Пускай к лотку привыкает. На прививки его свозить надо. Пока посидит там, чтоб обвыкся.

Мальчишка наклоняется ко мне, в его взгляде видна радость. Протягивает руку, она пахнет кофе и деревом. Вытаскивает меня из коробки. Я пищу от восторга, новый поворот сюжета всегда радует.

Мы входим в дом. Я вдыхаю воздух, полный новых ароматов. Еда, дерево, что-то кислое, как будто кто-то пролил молоко и забыл убрать. Сколько возможностей для открытий! Но разглядывать мне не дают. Женщина смотрит на меня с прищуром, словно я загадка из кроссворда. Забирает меня из рук мальчишка. Меня относят в маленькую комнату на втором этаже. Пахнет чистящим средством. В углу стоят лоток с песком, миска с водой, кусок старого одеяла. Дверь закрывают. Я не унываю. Тепло, уютно, впереди столько интересного. Дом ждёт меня, полный теней и шорохов, что зовут меня вперёд.

[]{#anchor-3}Глава вторая. О первом дне в заточении и маленьких победах

Итак, я оказался в маленькой комнате. На втором этаже. Пахло сыростью и чистящим средством. Как будто кто-то пытался замаскировать старые тайны под чистоту. В углу стоял лоток с песком. Рядом миска с водой и кусок старого одеяла. Дверь закрыли. Я огляделся. Ну что ж, подумал я. Это явно не королевский дворец. Но для начала сойдёт.

День тянулся медленно. Как загрузка на старом телефоне. Я лежал на одеяле. Ничего не делал. Просто смотрел, как свет из-под двери рисует полоски на полу. Деревянный дом поскрипывал. Будто шептался сам с собой. Иногда снизу доносились звуки. Голоса. Стук посуды. Но сюда никто не заходил. Я не скучал. Размышлял о жизни. О том, как странно пахнет этот песок в лотке. И зачем он вообще тут стоит.

К середине дня пришла женщина. Та, что отнесла меня сюда. Открыла дверь. Посмотрела на меня с прищуром. Как будто я был не котёнком, а подозрительным типом с улицы. Поставила миску с сухим кормом. И воду. Я принюхался. Корм пах странно. Не то чтобы вкусно. Но всё-таки еда. Молока в этом доме не дают. Поят водой. Кормят сухими шариками. Я пожал плечами. Точнее, сделал вид, что пожал. И принялся хрустеть. Вода оказалась холодной. Освежающей. Как лужица после дождя. Только без грязи.

Женщина присела рядом. Пощупала мне живот. Её руки пахли мылом и чем-то цветочным. Она нахмурилась.\

— Живот полный, — сказала она. Будто это было какое-то открытие. — Жду, когда ты сходишь в туалет. А то что-то не торопишься.

Я посмотрел на неё. Мурлыкнул с лёгкой насмешкой. Ну простите, что не оправдал ожиданий. У меня свой график. Она ушла. Оставила меня дальше размышлять. О песке. О воде. О том, почему люди так переживают за такие пустяки.

День прошёл без приключений. Я валялся на одеяле. Иногда вставал. Обходил свою маленькую комнату. Песок в лотке манил. Но я не торопился. Чувствовал, что момент ещё не настал. К вечеру всё-таки решил. Надо уважить хозяйку. Сходил в лоток. И, признаться, сам удивился. Это было целое событие. Как будто я оставил автограф на премьере.

Женщина вернулась. Заглянула в лоток. Её лицо засияло. Как экран на максимальной яркости.\

— Ну ты даёшь! — сказала она. Смеялась. — Навалил кучу больше, чем ты сам!

Я гордо отвернулся. Сделал вид, что мне всё равно. Но внутри радовался. Маленькая победа. Первый день в заточении прошёл. Не так уж плохо.

[]{#anchor-4}Глава третья. О путешествии в зелёной клетке и первых уколах

На третий день моего заточения женщина вошла с чем-то новым. Зелёная пластиковая штука. Свежекупленная. Пахла магазином и химией. С решёткой спереди. Как клетка для модного узника. Женщина была обстоятельной. Как мужчина, что сидел за столом с квадратным светом. Всё делала с видом, будто мир рухнет без её порядка. Поставила штуку на пол. Открыла дверцу. Положила внутрь миску с сухим кормом. Я принюхался. Хрустеть в клетке? Интересно. Но подозрительно.

Она взяла меня в руки. Её ладони пахли мылом и цветами. Как всегда. Посадила внутрь. Закрыла решётку. Я пискнул. Не от страха. Из любопытства. Куда это меня? Переноска качнулась. Женщина подняла её. Понесла вниз. Деревянные ступеньки скрипели под её шагами. Дом провожал нас шёпотом. Я выглянул через решётку. Мир двигался. Это было забавно. Как кино. Только пахло пластиком.

Снаружи ждала большая белая машина. Гладкая. Как огромная блестящая рыбина. Женщина поставила переноску на заднее сиденье. Завела мотор. Машина заурчала. Негромко. Как сытая кошка. Мы поехали. Я смотрел через щели. Деревья мелькали за окном. Люди шли по тротуарам. Мир был огромным. И шумным. Но я не боялся. Женщина знает, что делает. Наверное.

Приехали к странному месту. Пахло там странными вещами. Чем-то резким. И чистотой. А ещё чужими запахами. Не то чтобы страшно. Но непривычно. Женщина внесла меня внутрь. Дверь звякнула колокольчиком. Люди в белых халатах заговорили. Я не слушал. Смотрел. Один из них взял мою переноску. Поставил на стол. Открыл дверцу. Вытащил меня. Я мурлыкнул. Чтоб показать, что я не против. Но уколы всё равно не понравились. Кололи чем-то тонким. Острым. Холодным. Как мелкие когти зимы. А ещё тыкали мне ваты в нос. В уши. Будто искали сокровища. Я терпел. Женщина хотела знать, не принёс ли я с улицы что-то опасное. Для первой кошки. Ну, спойлер: всё равно принёс. Но об этом позже.

Потом меня вернули в переноску. Женщина забрала меня. Села в машину. Мы поехали назад. Дорога казалась короче. Может, я просто привык к урчанию мотора. Дома она подняла меня на второй этаж. Открыла дверь туалета. Выпустила из зелёной клетки. Поставила миску с водой. Посмотрела на меня.\

— Теперь ждём результаты, — сказала она. Голос строгий. Но с теплотой. — Сиди тут, мелкий. Не шуми.

Я растянулся на одеяле. Понюхал лапы. Пахли тем странным местом. И уколами. Ну и ладно. Я всё равно чувствовал себя героем. Побывал в большом мире. Вернулся целым. А что там с этими результатами? Потом узнаем.

[]{#anchor-5}Глава четвёртая. О серой незнакомке и первом обеде вдвоём

Прошло три дня. Я сидел в своей маленькой комнате. На втором этаже. Пахло чистящим средством. Но я привык. За эти дни что-то странное творилось за дверью. Кто-то подходил. Нюхал. Я слышал тихие шаги. Лёгкие. Не как у людей. Чужой запах просачивался в щели. Острый. Кошачий. Я прижимался к полу. Нюхал в ответ. Интересно. Кто там? Но дверь не открывалась. Я ждал.

Ночью люди заходили. То мужчина. То женщина. Открывали дверь быстро. Заглядывали садились на какую-то белую штуку, потом смотрели, чтоб я не выбежал. Я и не собирался. Куда мне? Но они всё равно закрывали дверь резко. Будто я великий беглец. Я мурлыкал им в ответ. Чтоб показать, что я тут. И никуда не денусь. Они не отвечали. Только улыбались. Уходили. Дом скрипел в темноте. А я спал. Мечтал о том, кто там нюхает.

На третий день всё изменилось. Дверь открылась. Вошли двое. Мужчина и женщина. Вместе. В руках у женщины была миска с сухой едой. А мужчина держал кошку. Серую. Гладкую. С глазами, как желтые лампочки. Потом я узнал, что она породы русская голубая. Но тогда просто смотрел. Она была красивая. Но явно не в настроении. Шипела. Ругалась на своём кошачьем языке. Пыталась вырваться. Мужчина держал крепко.\

— Давай, знакомьтесь, — сказал он. Голос спокойный. Но твёрдый.\

— Гляди, чтоб не дрались, — добавила женщина. Поставила миску на пол.

Я выглянул из-под одеяла. Кошка посмотрела на меня. Её уши прижались. Хвост дёрнулся. Она явно не хотела знакомиться. Я мурлыкнул. Чтоб показать, что я дружелюбный. Но она только фыркнула. Мужчина отпустил её. Она плюхнулась на пол. Оглядела меня. Ещё раз шипнула. Будто я украл её любимое место. Я не обиделся. У всех свои причуды.

Потом женщина принесла ещё еду. Не сухую. Мокрые кусочки. Похожие на мясо. В двух мисках. Поставила рядом. Одна для меня. Другая для неё. Запах ударил в нос. Вкусный. Как мечта. Я кинулся к своей миске. Хрустел. Глотал. Не смотрел по сторонам. Но краем глаза видел. Серая кошка тоже ела. Быстро. Жадно. Косилась на меня. Недовольно рычала. Будто я виноват, что её миску поставили рядом. Я не обращал внимания. Еда важнее.

Она доела первой. Подняла голову. Фыркнула. Так громко, что я чуть не подавился. Потом развернулась. Хвост вскинула, как флаг. И сбежала. Я проводил её взглядом. Ну и ладно. Еда вкуснее, чем её шипение. Я доел свою порцию. Лизнул миску. Чтоб ничего не пропало. Мужчина с женщиной смотрели на нас. Переглянулись.\

— Пока не подружились, — сказал мужчина.
— Ничего, обвыкнутся, — ответила женщина. Забрала миски. Ушла.

Я растянулся на одеяле. Думал о серой кошке. Она странная. Но интересная. Может, ещё поболтаем. Без шипения.

[]{#anchor-6}О жёлтой нитке и странных играх

Прошло несколько дней, пока я сидел в своей комнате на втором этаже, где пахло чистящим средством, как обычно. Мужчину я не слышал, потому что он уезжал в Москву, как потом говорили, поэтому его голос пропал из дома на какое-то время. Женщина называла его Саша, благодаря чему я узнал его имя, однако я сидел взаперти в туалете, так что увидеть его не мог, всё ещё побаивался их всех, хоть и немного, ведь они казались большими, шумными, зато добрыми, что я чувствовал.

Пока Саши не было, заходил только мальчишка каждый день, садился на пол, разговаривал о школе, о друзьях, тогда как я слушал, хоть ничего не понимал. Его голос оставался мягким, словно шёпот ветра; я сидел в углу на одеяле, смотрел на него через щель приоткрытой двери, иногда мурлыкал, чтобы показать, что я тут. Он улыбался, не выпускал меня, чем я был доволен, однако всё равно держался подальше от края одеяла, просто на всякий случай.

Когда Саша вернулся из Москвы, его голос снова раздался снизу, где он часто повторял странные слова "Gfn.ru" или "облачные игры", “мы первые в мире запустили”, произнося их будто заклинание, хотя я не знал, что это значит, но звучало важно. Затем он поднялся ко мне, открыл дверь, вошёл с какой-то штукой в руках — жёлтой ниткой с синей пластмасской на конце, пахнущей чем-то техническим, явно не еда, зато любопытно.

Он подвесил её к потолку, пошевелил пальцами, отчего нитка заболталась, а синяя штука качалась туда-сюда, напоминая маленького танцующего зверька. Саша смотрел на меня, после чего сказал:

— Давай, мелкий, играй, — его голос звучал спокойно, с лёгкой смешинкой.

Я прищурился, поднял лапу, тронул нитку, отчего она дёрнулась, заставив меня отпрыгнуть, но вскоре я тронул её снова, уже смелее, начав играть, поскольку это было забавно, словно охота без добычи. Саша ушёл, вскоре вернулся, привязал к нитке маленькую шуршащую бумажку, после чего стало веселее, ведь я прыгал, бил лапой, а бумажка шуршала, будто сухие листья, пока я гонял её туда-сюда, позабыв, что сижу взаперти. Саша наблюдал, улыбался, достал телефон, сфотографировал меня, затем сказал:

— Прикинь, котёнок играет с оптическим патч-кордом, — рассмеявшись.

Я не знал, что это значит, "патч-корд" звучал как еда, однако на вкус оказался совсем не вкусным, поэтому я просто играл, пока бумажка шуршала, а нитка качалась. Саша ушёл, оставив меня с новой игрушкой, после чего я устал, лёг на одеяло, размышляя о жёлтой нитке, которая казалась странной штукой, зато интересной.

[]{#anchor-7}О том, как меня нарекли Батом

Однажды в мою маленькую комнату на втором этаже вошли все разом. Мужчина, женщина, мальчишка. Туалет вдруг стал тесным, словно коробка, набитая шумными гостями. Они стояли вокруг меня, а я лежал на одеяле, глядя на них с любопытством. Мужчина скрестил руки, женщина теребила край рукава, мальчишка сидел на корточках, улыбаясь мне, будто знал какой-то секрет. Воздух пах чистящим средством, но их присутствие добавило тепла, как солнечный луч в холодный день.

Они начали говорить. Сначала тихо, потом громче. Оказалось, задумали дать мне имя. В этой семье всех зверей называли как валюты, что бы это ни значило. У них уже есть кошка Лира, названная в честь турецкой лиры, хотя я пока звал её просто серая шипелка. Мужчина предложил что-то вроде "Дирхам". Женщина покачала головой, сказав, что это слишком сложно для такого мелкого. Мальчишка засмеялся, предложив "Рубль", но тут же добавил, что это скучно, ведь рублей полно везде.

Думали долго. Я смотрел на них, иногда мурлыкал, чтобы напомнить, что я тут, главный герой их спора. Мужчина вдруг хлопнул в ладоши, будто его осенило.\

— А давай Бат! — сказал он. — Как в Таиланде. Коротко, звучно.\

Женщина кивнула, хотя сначала нахмурилась, словно прикидывала, подходит ли мне такое имя.\

— Бат, значит, — сказала она. — Ну, гляди, мелкий, теперь ты Бат.

Мальчишка захлопал в ладоши, будто это была лучшая идея в мире.\

— Бат! Прикольно звучит, — сказал он, ткнув пальцем в мою сторону. — Ты теперь Бат, понял?

Я прищурился. Бат? Звучит как что-то лёгкое, шуршащее, словно бумажка на моей нитке. Не знаю, что такое Таиланд, но если мужчина решил, что я Бат, значит, так тому и быть. Они ведь люди, а люди всегда придумывают что-то занятное. Я пискнул громче, чтобы показать своё согласие, хотя, признаться, имя казалось мне странным, как игрушка с непонятным вкусом.

Они ещё немного посмеялись. Женщина сказала, что Бат — это мелочь, но симпатичная, совсем как я. Мужчина добавил, что в Таиланде за баты можно купить еду, а значит, мне повезло с кличкой. Мальчишка просто смотрел на меня, будто я теперь важная персона. Потом они ушли, оставив меня с новым именем и пустой миской. Я растянулся на одеяле, размышляя о том, каково это — быть Батом. Забавно.

[]{#anchor-8}День, когда мне дали свободу

Сегодня что-то изменилось. Женщина вошла в мою маленькую комнату на втором этаже. В руках у неё был телефон, а на лице — лёгкая улыбка, словно она выиграла спор с кем-то невидимым. Она присела рядом с моим одеялом, посмотрела на меня, будто прикидывая, достоин ли я новостей. Я пискнул тихо, с хрипотцой, как всегда, хотя внутри чувствовал, что это важный момент.

Её телефон зазвонил раньше. Я слышал обрывки разговора через дверь. Кто-то говорил про анализы, а она отвечала коротко, но уверенно. Теперь она открыла дверь шире, чем обычно, и сказала:\

— Ну всё, Бат. Ничего не нашли. Гуляй, где хочешь.

Дверь осталась открытой. Я замер на одеяле, прищурившись. Это что, ловушка? Или подарок? Женщина встала, похлопала по косяку, словно приглашая меня выйти. Туалет и одеяло оставила на месте, бросив напоследок:\

— Пока сюда приходи. Чтоб знал, где твой угол.

Я подождал, пока она уйдёт. Потом встал, потянулся, чувствуя, как лапы дрожат от любопытства. Двухэтажный дом лежал передо мной, огромный, как неизведанный лес из дерева и запахов. Я спустился по лестнице, осторожно, но с восторгом, словно исследователь, ступивший на новую землю.

Воздух пах иначе. Деревом, едой, чем-то кислым, как молоко, забытое на столе. Где-то внизу гудел голос мужчины, названного Сашей, а мальчишка смеялся, хлопая дверцей шкафа. Свобода казалась огромной, почти пугающей, но такой заманчивой, что я мурлыкнул громче обычного, проверяя, как звучит мой голос в этом большом мире.
Свобода звала меня, словно тихий шёпот ветра. Я выхожу из туалета, где пахнет чистящим средством и моим одеялом. Иду "на правую лапу", лапы мягко ступают, любопытство тянет вперёд. Попадаю в большое место, где тихо, только шторы колышутся, будто играют с невидимым другом. Здесь стоит огромная мягкая гора, от которой пахнет людьми и сном. Чёрный великан с гладким верхом возвышается рядом. Я смотрю на него, а ко мне подходит шерстяной зверь — серый, полосатый, уши торчком, глаза блестят, как мокрые камешки. Он движется вместе со мной, но почему-то не пахнет ничем. Я принюхиваюсь, фыркаю с хрипотцой, удивлённый этой странной тенью. Тут пахнет взрослыми людьми, их одеждой, их дыханием. Через окно виднеется кусок неба, холодный, далёкий.

Выхожу обратно, снова "на правую лапу". Новая комната пахнет мальчишкой — потом, бумагой, чем-то сладким. Мягкий холмик стоит в углу, поменьше, чем в первом месте. С потолка свисает зелёный клубок, слепленный из круглых комочков. Свет льётся из него, мягкий, но яркий. Не знаю, зачем он там, однако выглядит весело, будто кто-то забыл его убрать. Я мурлыкаю громко, довольный находкой.

Иду прямо, длинный коридор тянется впереди. Выхожу в место с открытым краем справа, откуда видна комната внизу, как далёкая поляна. По правую лапу, лежит серая, Лира, как зовут её люди. Странно, не заметил её раньше, когда шёл из туалета, наверное, слишком увлёкся. Она смотрит на меня недовольно, фыркает, словно я ей мешаю, а потом убегает вниз по спуску. Подхожу ближе, вижу с одной стороны обрыв. Оборачиваюсь - а тут ведь всё хорошо видно - и комнаты, и низ, наверное, это наблюдательный пункт серой. Надо будет попробовать тут понаблюдать. Иду дальше, коридор длинный — пять больших прыжков и странный - с одной стороны обрыв. Дохожу до неподвижного зверя с круглыми лапами. Он пахнет железом и чем-то резким. Обнюхиваю его, возвращаюсь обратно. Поворачиваю "на правую лапу", вхожу в ещё одно место.

Там странная плоская штука, как пол, но парит в воздухе, над полом, по которому я иду. На ней — светящийся глаз, мигающий, рядом плоская дощечка, что щёлкает под пальцами, и коробка с экраном. Саша сидит за этим полом, стучит по дощечке, издавая тихий тук-тук. Он занят, не замечает меня. Я стою у порога, сердце колотится от восторга, но молчу, чтобы не спугнуть тишину. Разворачиваюсь, крадусь обратно.

Иду "на правую лапу", возвращаюсь в убежище — мой туалет. Ем из миски сухую еду, хрустя громко, удивляясь своему голосу. Ложусь на одеяло, довольный прогулкой. Дом полон загадок, каждый угол дышит чем-то своим.

[]{#anchor-9}О спуске вниз и фиолетовом чуде

Я лежу на одеяле в своём убежище. Отдыхаю, дремлю, как это любят коты, хотя сон приходит не сразу. Весь день я то и дело прогуливаюсь по этажу, аккуратно заглядываю в обрыв с наблюдательного поста. Там, внизу, мелькают разные штуки — мягкие горы, блестящие коробки, но как туда попасть, не понимаю. Каждый раз возвращаюсь к одеялу, размышляя о странностях этого дома.

Когда солнце пропадает из окна, оставляя только серое небо, приходит женщина. Она нежно берёт меня на руки, её ладони пахнут мылом и теплом. Подводит к наблюдательному посту, где раньше лежала серая кошка. Потом медленно опускается вниз, приговаривая:\

— Это лестница, Бат. Сейчас идём на первый этаж. Там будешь кормиться, а со временем ходить в туалет.

Я стараюсь запомнить путь. Каждый шаг женщины покачивает меня, но я не боюсь, только смотрю по сторонам. Мы оказываемся внизу, где пахнет едой, деревом, чем-то кислым. Она несёт меня в место с гладкими стенами — кухню, как зовут это люди. Там стоит странная фиолетовая штуковина с шипами, от которой доносится запах моей еды, сухой и хрустящей.

Женщина ставит меня рядом с фиолетовой штукой.\

— Тут тоже можно кушать, — говорит она, берёт мою правую лапу, показывает, как вытаскивать еду из шипов. Оказывается, шипы мягкие, совсем не колючие. Я пробую как обычно — мордочкой достать корм, но нос упирается в шипы, ничего не выходит. Женщина смеётся, качает головой.\

— Не так быстро, мелкий. Тут надо работать. Доставай лапой, — приговаривает она, снова показывая, как вытащить кусочек.

Я смотрю, как она это делает. Потом тяну лапу, цепляю еду, вытаскиваю маленький сухой комочек. Ем его, нюхаю, фыркаю с хрипотцой — вкусно, но странно. Пью воду из миски рядом, радуясь, что для этого работать не надо. Разворачиваюсь, быстро бегу обратно. Путь наверх нахожу легко, лапы сами несут меня к убежищу. Приключений хватает, я ложусь на одеяло, начинаю думать. Дом растёт всё больше, а еда теперь требует хитрости.

[]{#anchor-10}О встрече с серой тенью

Я лежу на одеяле в своём убежище. Тишина обнимает меня, но где-то в доме раздаются шаги. Кто-то ходит, лапы тихо ступают, едва слышно. Уши мои шевелятся, глаза щурятся в полумраке. Дом темнеет, свет из окна гаснет, оставляя серые тени. Вдруг вижу её — серую кошку, Лиру, как зовут её люди. Она крадётся вдоль стены, гладкая, с глазами, что блестят, словно капли воды в ночи. Я поднимаю голову, пищу тихо, с лёгкой хрипотцой, любопытство тянет меня к ней.

Решаю подойти. Иду медленно, хвост чуть дрожит от предвкушения. Она сидит у наблюдательного поста, смотрит вниз, будто стережёт обрыв. Останавливаюсь в двух прыжках от неё, мурлыкаю громко, показывая дружелюбие. Она поворачивает голову, уши прижимаются, из горла доносится шипение, тихое, но острое, как ветер в щели. Не сдаюсь, делаю шаг ближе. Может, она хочет поиграть? Приседаю, лапы напрягаются, готовлюсь к прыжку.

Прыгаю вперёд, но не на неё, а рядом, словно зову побегать. Она рычит, негромко, будто ворчит на мелкую помеху. Хвост дёргается, глаза сужаются. Я отступаю, шевелю ушами, думаю, как её заинтересовать. Пробую снова — ложусь на бок, катаюсь, показывая пушистый живот. Это всегда выглядит весело, правда? Но кошка не впечатляется. Она шипит ещё раз, чуть громче, лапа взлетает, пытается ткнуть меня, хотя когти прячет. Я отскакиваю, мурлыкаю мягко, удивлённый такой холодностью.

Не унываю, крадусь вдоль стены, будто охотник. Прячусь за угол, выглядываю, вижу, как она сидит, всё ещё насторожённая. Взмахиваю хвостом, словно это игрушка, а потом бросаюсь вперёд, останавливаюсь в прыжке от неё. Она вскакивает, рычит, но тихо, словно боится разбудить кого-то. Лапа снова летит ко мне, без когтей, просто шлёпает воздух. Я уворачиваюсь, пищу с лёгким хрипом, надеясь, что она поймёт мою игру. Но нет, кошка смотрит на меня, будто я лишний шум в её тишине.

Пробую ещё раз. Ложусь на спину, лапы вверх, катаюсь, словно шарик, который мальчишка однажды уронил. Думаю, вдруг она захочет побороться? Она наклоняется, шипит, зубы мелькают, но не кусает. Рычание становится чуть глубже, однако всё ещё не громким, как далёкий гул. Я вскакиваю, прыгаю вбок, зову её побегать со мной. Кошка не выдерживает, разворачивается, хвост взлетает, как флаг. Она убегает вниз по спуску, оставляя меня одного у поста.

Стою, смотрю ей вслед. Сердце колотится от веселья, хотя игра не вышла. Трясу головой, удивлённый её сердитостью. Может, ей не нравятся гости? Или я слишком быстрый? Не знаю, но это забавно, даже если она ворчит. Подхожу к обрыву, гляжу вниз, вижу тени комнат, но не пытаюсь спуститься. Хвост дёргается, мысли кружатся, словно мухи над миской.

Возвращаюсь в убежище, шаги мои лёгкие, почти бесшумные. Ем немного сухой еды из миски, хрущу громче обычного, радуясь, как эхо разносится в тишине. Пью воду, слизываю капли с носа, довольный, что тут не надо хитрить лапой, как с той фиолетовой штукой. Ложусь на одеяло, сворачиваюсь в клубок. Кошка не хочет играть, но я не грущу. Завтра попробую ещё раз, вдруг она передумает. Дом шепчет свои тайны, а я засыпаю под этот шорох.

[]{#anchor-11}Кальцевидоз

Утро приходит серое, как угасающий свет дня. Я дремлю на втором этаже, где лестница пахнет деревом и пылью, когда слышу мокрый хрип. Поднимаю голову, принюхиваюсь. Серая кошка сидит внизу, с её морды течёт, словно слёзы из старой песни, что не отпускают. Она хрипит, будто голос её тонет в печали, и я, честно, чуть не прячусь от этого звука. Женщина влетает в комнату, шаги гремят, как камни, что падают в бездну. Видит кошку — и лицо её белеет, как молоко, пролитое в вечной борьбе с судьбой.

— Что с тобой? — кричит она, а голос дрожит, словно струна, готовая лопнуть.

Серая кошка только хрипит в ответ, слабая, как мой двойник, что прячется в тенях. Женщина хватает её в охапку, заворачивает в мягкую штуку, бежит к двери. Мальчишка прыгает за ней, быстрый, как ветер. Я подскакиваю к окну, прижимаюсь носом к стеклу, вижу, как они садятся в машину. Она рычит, словно зверь, уносящий их в осенний мрак, и исчезает, оставляя пыль, что кружит, как память о прошлом. Куда они? Почему так спешат? Я пищу тихо, прячусь под мягкую гору, жду, пока дом снова задышит.

Они возвращаются позже, но без серой кошки. Женщина выглядит так, будто гонялась за птицами весь день — глаза красные, шерсть на голове растрёпана, как листья в вечной осени. Говорит с мужчиной, голос её тихий, но дрожит, словно сломанный аккорд.\

— Доктор сказал, что это, наверное, вирус, — шепчет она. — У неё всё внутри в язвах, её оставили там.\

Мужчина хмурится, спрашивает:\

— А что с мелким?\

— У него тоже что-то нашли, — отвечает женщина, глядя на меня.

Я не понимаю, о чём они, но чувствую холодок, как дождь, что стучит по крыше. Меня тоже хватают, сажают в коробку, везут куда-то. Там пахнет резко, как мокрая трава в сумерках, кто-то тыкает меня чем-то острым. Я мурлыкаю тихо, чтобы не злить их, хотя сердце колотится, как барабан в тенях. Потом меня возвращают домой, и я забираюсь на одеяло, гадая, где серая кошка, что теперь молчит где-то вдали.

Проходит несколько дней, и она возвращается. Серая кошка шагает медленно, слабая, как лист, упавший в осеннюю тьму. Её глаза тусклые, словно угасающий день, тело дрожит, будто в лапах смерти. Женщина гладит её, шепчет что-то мягкое, и я вижу, как её лицо светится, словно солнце пробилось сквозь готические своды. Дом теплеет, оживает, хотя серая кошка больше не шипит на меня так яростно. Может, её борьба с тенями утомила её?

Я подползаю к ней, когда она лежит на мягкой штуке внизу. Мурлыкаю громко, чтобы показать, что рад её видеть. Она фыркает, но лапой не машет. Я устраиваюсь рядом — не слишком близко, но так, чтобы чувствовать её тепло. Так мы лежим: я, маленький и любопытный, и она, старая и хрупкая, обе живые, обе дома, будто спасённые из лап вечной неудачи.

[]{#anchor-12}Странный вечер

Проходит время, и я замечаю странный вечер. Все в доме собираются перед белым полотном на стене, наставляют много еды — миски с чем-то вкусным, что пахнет мясом и теплом. Они кушают, смеются, голоса гудят, словно рой весёлых пчёл. Я то лежу на ковре, где тепло щекочет лапы, то бегаю за серой кошкой, Лирой, которая фыркает и убегает, то отдыхаю на диване, мягком, как облако. Прислушиваюсь, шевелю ушами, любопытство не даёт мне покоя. Потом на полотне появляется дядька в чёрном костюме, строгий, будто большой кот, что следит за порядком. Его голос гудит, как далёкий гром, лицо серьёзное, словно он знает все тайны мира.

Я мурлыкаю тихо, наблюдаю с дивана. Дядька вещает о каких-то годах, что ушли, и о других, что придут, но слова его текут, как вода, которую я не могу поймать. Он хвалит людей, обещает им что-то большое, хотя я не понимаю зачем. Иногда замолкает, смотрит прямо, будто видит меня через полотно, и я шевелю хвостом, гадая, не обо мне ли он говорит. Потом он поднимает стакан, выпивает что-то блестящее, и сразу начинается звон — громкий, как колокол, бьёт двенадцать раз. Я считаю удары, не зная зачем, каждый звук отзывается в ушах, словно шаги невидимого гостя.

Все вскакивают, бегут на улицу, холодный воздух врывается в дом. Я остаюсь внутри, прыгаю на подоконник, сажусь смотреть, что творится снаружи. За стеклом что-то громко бахает, словно небо решило пошуметь. В тёмном небе расцветают цветы — яркие, как мечты после миски еды. Они вспыхивают, гаснут, оставляют дымный след, будто звёзды падают, не долетев до земли. Я пищу, удивлённый этим чудом, прижимаюсь носом к стеклу, но не высовываюсь — мой мир внутри дома. Люди хлопают в ладоши, смеются там, за порогом, а я думаю — может, это их способ разогнать тьму? Шум стихает, я спрыгиваю с подоконника, возвращаюсь на ковёр, сворачиваюсь в клубок. Ночь звенит в ушах, а я засыпаю под шорох цветного неба.

[]{#anchor-13}О том, как дом опустел

Прошло несколько дней после Нового Года, когда небо пылало огнями, а люди смеялись чуть громче, чем обычно. За два месяца я выучил их клички — те звуки, которыми они называли друг друга. Мужчина — Саша, женщина — Маша, мальчишка — Ваня, а серая кошка — Лира. Люди говорили, что это странное слово — имя — нужно, чтобы отличать друг друга. Ну пусть будет имя, решил я, хотя мне хватало запахов и звуков их шагов, чтобы знать, кто есть кто.

Я лежу на ковре, свернувшись в мягкий комочек, там, где солнечное пятно пробивается сквозь окно и греет мне спину. Дом дремлет в тишине, словно лес после снегопада, когда даже ветер замирает, боясь нарушить покой. Саша, Маша, Лира и Ваня собрались в большой комнате, где возвышается мягкая гора — диван, на котором я люблю растягиваться во сне, — и висит белое полотно, странный квадрат, похожий на окно в неведомые миры. Люди называют его экраном проектора, но для меня это загадочная дверь, за которой оживают тени и звуки, непонятные, но манящие.

Сегодня они все здесь, перед этим белым квадратом, и он не молчит, как в последние дни. На нём танцуют движущиеся картинки — люди в ярких одеждах ходят по улицам, полным высоких каменных деревьев, что не шелестят листьями. Машины, похожие на больших блестящих жуков, ползают туда-сюда, а в небе гудят железные птицы. Я не понимаю их языка, но вижу, как они смеются, кричат, иногда дерутся, а потом обнимаются. Это похоже на игру, которую я не могу поймать лапой, но она завораживает. Саша сидит прямо, его глаза блестят, отражая свет экрана, Маша улыбается тихо, подперев подбородок рукой, а Лира и Ваня шепчутся, хихикая над чем-то своим. Дом полон тепла, мягкого гудения голосов и запаха попкорна, который они жуют, роняя крошки на пол — мои маленькие сокровища, что я потом найду.

Но вдруг тишину разрывает звон — резкий, как крик птицы, что залетела не в то гнездо и теперь мечется в панике. Это не часть их игры на экране, это что-то настоящее. Саша хмурится, тянется к маленькой штуке, которую люди зовут телефоном, и подносит её к уху. Картинки на белом полотне продолжают двигаться, но никто уже не смотрит — все глаза устремлены на него. Его голос звучит ровно, как шаги по деревянному полу, но потом лицо меняется. Оно становится пустым, словно стена, с которой стёрли все краски, улыбку и тепло. Я приподнимаюсь, шевеля ушами, шерсть на загривке чуть топорщится — что-то не так.

— У мамы инсульт, — говорит он, и слова падают тяжело, как камни в тихую воду, разбивая отражение луны на мелкие осколки.

Маша замирает, её рука повисает в воздухе, глаза темнеют, как небо перед грозой. Лира и Ваня переглядываются, их шепот обрывается, а белое полотно всё ещё светится, но теперь оно кажется холодным и чужим. Саша кладёт телефон, встаёт и начинает ходить — шаги чёткие, механические, будто он превратился в одного из тех жуков с экрана, что движутся без чувств. Он говорит ещё что-то, упоминая Донецк, далёкое место, где живут их родители. Я слышу слова о громких звуках, что бахают там, о войне, о том, как трудно найти докторов. Его голос сухой, как осенние листья под лапами, и я не понимаю всего, но чувствую — тревога ползёт по дому, словно тень.

Кино на экране продолжает идти, но никто не смотрит. Белый квадрат теперь просто молчит, отражая пустоту. Маша сидит неподвижно, её дыхание становится тяжёлым, а Саша носит вещи, складывает их в большую белую машину у дома. За несколько минут дом, полный жизни и смеха, становится другим — напряжённым, как струна, что вот-вот порвётся. Я подползаю к Маше, мурлыкаю, трогаю её лапой, но она не замечает. Её мысли где-то далеко, там, где бахает и страшно.

Машина рычит, унося Сашу и Машу туда, в Донецк. Дом опустевает, словно лес, покинутый птицами. Я остаюсь с Лирой и Ваней, их шаги легки, но в них нет прежней радости. Лежу на ковре, смотрю, как тени ползут по полу, и думаю: люди меняются, их тепло уходит, как солнце за горизонт. Но мой мир — это дом, Лира и Ваня, мягкая гора и белый квадрат, что теперь молчит, храня свои тайны. Всё остальное — загадки, большие и непонятные, как небо за окном.

[]{#anchor-14}Комментарии Маши.

Я помню мы буквально всем предлагали его забрать себе, но никто не захотел и мы выбрали путь оставь его себе и назвать. Вообще когда даешь кому-то имя, назад дороги нет. Животное в этот момент становиться уже членом твоей семьи. Так же и было с Батом. Я помню этот день. Мы все сидим внизу и перебираем денежные знаки разных стран…при чет тут деньги, спросите вы, а при том, что мои двуногие всех своих животных называли денежными знаками. Вот моя подружка Лира, носит имя турецких лир, а я был назван в честь тайских Бат. Тайланд для моих двуногих носит особый, сокральный смысл. Так вот мы сидим….рубль, гривна….оооо, кажется оно Бат! Саша подхватывает-точно Бат! Правда мое имя быстро мутировало и в Батон, и в Батошь и Батик и как меня только не называли,но всегда с огромной любовью.

Как все ошиблись, что не приютили Бата себе. Его любили абсолютно все и всех любил Бат. Чтоб вы понимали, Машина мама во всех звонках спрашивала ее: “Как там поживает мой Батик?!” Пришли фоточку.

Еще была смешная история, когда к нам приехала Ксюха. Лето. Ксюха влзится на кухне, я у себя…я выхожу и Ксюха указывая на кота, говорит, я не понимаю как он вышел. Я не понимаю еще больше, потому что я смотрю на кота и понимаю, что это не Бат. Бат же сидит рядом и так же лупиться на нового зверя. Я сквозь ржачь кричу Ксюхе: “Ксюха, это не Бат!” . Оказалось, что у Бата была толи сестра, толи брат и так на него похоже и стал/а к нам захаживать и Ксюха увидев за дверью похожее создание просто впустила в дом.

Я помню как это всё начиналось я тогда приехала вечером домой стала разгружать машину и вдруг слышу такое непонятное то ли кряканье то ли как-то неясный звук я и подумать не могла что-то может быть котёнок опустила глаза смотрю там маленький серый такой прикольный красивый обалденный котёнок сидит

вдруг выходит Саша и говорит вообще не вариант я

я на него смотрю и ничего не могу понять а он берёт его на руки и подносит к стеклянной двери у входа в кухню я там сидит Лира и она так начинает на него жутко шипеть Я понимаю что короче забрать его сегодня в дом будет не вариант а на улице холодно страшно Думаю ну блин Жалко маленький

а я до этого делала лире небольшой домик но думаю ладно сейчас положу ему туда грелку вытащила этот домик из коробки положила туда грелку старая покрывала значит положила еды но думаю уйдёт Ну вдруг уйдёт Ну может просто сбежал ну всякое бывает вот сначала думала его положить э-э в мастерскую но Саша сказала что а вдруг он там что-нибудь или описывает или загрызёт Ну короче вариант был не сильно рабочий поэтому было принято классика ставить домик на крыльцо э-э и оставлять на ночь

наутро конечно же никто никуда не ушёл я нашла его ровно там где и оставила ночью

стали думать что делать дальше

Саше поговорили думаю ну блин кошка не принимает его от слова совсем Я говорю Слушай ну давай хотя бы так мы сейчас его свозим ветеринарку посмотрим там что с ним так или не так здорово нездоровой Ну и возьмём на передержку Ну потому что оставлять на улице вообще не вариант уже было холодно вот ну и соответственно Я Саша говорит ну типа О'кей Хорошая идея Я говорю Ну и по сути посадим его на карантин в туалет на второй этаж Ну Сашка всё хорошо Типа так и будет ну Значит я первый в охапку едем значит в Вете

Едем мы ветеринарку ветеринар смотрит говорит типа всё О'кей я конечно тогда не знала что нужно было конечно же сдать на всякие паразитарные инфекции на вирусы Ну кто бы мне сказал с другой стороны что они делаются наверное делается лучше Хотя что было дальше никому я не пожелаю где-то Через месяц наверное плюс-минус я честно говоря что сейчас не помню он начал чихать и я Ну думаю надо отвести короче его к ветеринару мы опять едем к ветеринару ветеринару Что такое Ну типа я не знаю я говорю давайте какие-нибудь анализы там что-то ну так Ну давайте вот на вирусы возьмём Ну значит нам естественно приходит положительный кольцо А ну такие ну типа Ладно фиг с ним для мелких это типа не сильно опасно

и всё было бы ничего если бы не наша старшая Кошка которая просто в один определённый момент начала пускать жутко слюни я понять ничего не могу с неё просто течёт она хрипит я её реально в охапку запихала в машину прыгнула реально еду Ваня со мной Я на панике Я Ваня блева ищи быстрей ближайшую клинику А ехать нам доказали на минутку 70 км вот он такой Ну вот есть клиника значит залез нам Давай короче что

Ваня мне говорит вот есть клиника в залесном Я говорю почитаю отзывы он говорит я читаю эти отзывы вроде хорошие мы значит влетаем в эту клинику врач смотрит он такая говорит Я ничего понять не могу такое ощущение что у неё обожжён весь вся трахея весь вся полость Она говорит ну надо короче инкубировать и смотреть её Ну потому что может быть она что-то нализалась может быть ещё что-то я говорю Ну ладно хорошо что ну как бы то есть у нас выбор - это сильно не было Вот

значит Леру забирают её интубируют смотрят Она говорит я вообще ничего не понимаю говорит скорее всего это вирусная какая-то инфекция потому что у неё бы с женой весь весь пищевод у него всё в язвах короче вот и что с этим делать Пока непонятно Я смотрю на мою бедную девочку Господи Она вся в трубках язык высунул дышит Я думаю всё п***** короче кошка подыхает

потом я говорю Слушайте Алма сдавали анализы А у нас короче вот подтвердился анализ у мелкого котёнка Она такая Ну да это вот то же самое ну и мы стали лечить я оставила её на стационар и реально с того света наш ветеринар Юлия Сергеевна её вытаскивала оттуда

плохое конечно забывается но я потом Читала когда выписки Тут недавно и поняла что на самом деле Лера тоже чуть не отправилась на Радугу потому что у неё несколько раз останавливалась ночью сердца вот Но тогда Юлия Сергеевна вытащила Лерку из лап смерти вот

и всё было бы ничего если бы 7 января у сашины маминой не случился инсульт Я тоже помню приезжаю домой Саша такую маму случился инсульт Мы едем в Донецк я блин слёзы ничего не понимают думаю так так что кошки Ваня куда всех

а мы на тот момент уже бата тоже сдали в клинику чтобы его подлечить

кошки у нас соответственно оба в стационаре Вот я думаю надо короче а мне врач говорит Лера уже Ну поправляется всё типа на домашнее её долечивание я её забираю домой и понимаю что короче Ваня не справится потому что её надо за ней над ухаживать её надо кормить принудительно со шприца она вылизываться не может потому что у него всё в язвах то есть её надо мыться не убирать Я понимаю что конечно но Ваня с этим не справится и принимаю решение что нужно отвезти Леру тогда тоже в клинику вот

а ещё замечаешь что у неё из-за силикагелевого наполнителя разъела подушечки лап стала эти подушечки бедные оттирать

она бедная вылизаться не может слюни текут есть не может ни черта

принимаем решение что кошек мы оставляем в клинике на неопределенное время пока мы в Донецке Ваня остаётся здесь в доме ну и соответственно дальше будем думать что как бы всё это дело делать

Я каждый день звонила в клинику и мне ну рассказывали про то как идёт лечение про то как коты себя чувствуют было очень смешно Он говорит Ну вот под полностью поправился Он уже у нас ворует всё время ручки

Я из Донецка попросила подругу забрать бата договорилась с клиникой что оплату произведу потом я говорю ну завези бата Вани пусть она там хотя бы не один в доме будет

мы Когда вернулись забрала Леру Господи бедная моя девочка

а так смешно баттом издавали ещё котёнком потому что заболел-то ему было на вид 3-4 месяца а забрали уже здорового кота огромный Просто он так вырос пока нас не было

перед тем как всё это случилось Как кошка-то заболела собственно говоря мы я стала их кормить вместе чтобы Лера стала привыкать к бату потому что он жил на передержке на втором этаже и я их решила кормить вместе ну рядом чтобы Лера Ну привыкала что еду не отбирают и что вот этот друг тоже можно с ним можно поиграть и это было так смешно потому что Лера сидела с ним рядом ела вместе из одной миски и это конечно была моя фатальная ошибка Потому что если так не было наверное бы она и не заболела Ну как говорится что сделано то сделано

она понимает кто она хочет вкусняшку подходит к миске начинает её есть и с таким ням-ням-ням-ням то есть и ругается и чавкает и ест Это было очень смешно Бат уже при этом было всё равно он сидел рядом спокойно кушал и в общем-то на неё сильно Даже внимание не обращал сначала сидел конечно он боялся всего вот а потом ну очень очень был игривый и очень-очень ласковый он конечно когда заходили в туалет он всегда выходил гладился позже какой он был нежный и как он любил ласку