Кальцевидоз

Кальцевидоз

Утро приходит серое, как угасающий свет дня. Я дремлю на втором этаже, где лестница пахнет деревом и пылью, когда слышу мокрый хрип. Поднимаю голову, принюхиваюсь. Серая кошка сидит внизу, с её морды течёт, словно слёзы из старой песни, что не отпускают. Она хрипит, будто голос её тонет в печали, и я, честно, чуть не прячусь от этого звука. Женщина влетает в комнату, шаги гремят, как камни, что падают в бездну. Видит кошку — и лицо её белеет, как молоко, пролитое в вечной борьбе с судьбой.

— Что с тобой? — кричит она, а голос дрожит, словно струна, готовая лопнуть.

Серая кошка только хрипит в ответ, слабая, как мой двойник, что прячется в тенях. Женщина хватает её в охапку, заворачивает в мягкую штуку, бежит к двери. Мальчишка прыгает за ней, быстрый, как ветер. Я подскакиваю к окну, прижимаюсь носом к стеклу, вижу, как они садятся в машину. Она рычит, словно зверь, уносящий их в осенний мрак, и исчезает, оставляя пыль, что кружит, как память о прошлом. Куда они? Почему так спешат? Я пищу тихо, прячусь под мягкую гору, жду, пока дом снова задышит.

Они возвращаются позже, но без серой кошки. Женщина выглядит так, будто гонялась за птицами весь день — глаза красные, шерсть на голове растрёпана, как листья в вечной осени. Говорит с мужчиной, голос её тихий, но дрожит, словно сломанный аккорд.\

— Доктор сказал, что это, наверное, вирус, — шепчет она. — У неё всё внутри в язвах, её оставили там.\

Мужчина хмурится, спрашивает:\

— А что с мелким?\

— У него тоже что-то нашли, — отвечает женщина, глядя на меня.

Я не понимаю, о чём они, но чувствую холодок, как дождь, что стучит по крыше. Меня тоже хватают, сажают в коробку, везут куда-то. Там пахнет резко, как мокрая трава в сумерках, кто-то тыкает меня чем-то острым. Я мурлыкаю тихо, чтобы не злить их, хотя сердце колотится, как барабан в тенях. Потом меня возвращают домой, и я забираюсь на одеяло, гадая, где серая кошка, что теперь молчит где-то вдали.

Проходит несколько дней, и она возвращается. Серая кошка шагает медленно, слабая, как лист, упавший в осеннюю тьму. Её глаза тусклые, словно угасающий день, тело дрожит, будто в лапах смерти. Женщина гладит её, шепчет что-то мягкое, и я вижу, как её лицо светится, словно солнце пробилось сквозь готические своды. Дом теплеет, оживает, хотя серая кошка больше не шипит на меня так яростно. Может, её борьба с тенями утомила её?

Я подползаю к ней, когда она лежит на мягкой штуке внизу. Мурлыкаю громко, чтобы показать, что рад её видеть. Она фыркает, но лапой не машет. Я устраиваюсь рядом — не слишком близко, но так, чтобы чувствовать её тепло. Так мы лежим: я, маленький и любопытный, и она, старая и хрупкая, обе живые, обе дома, будто спасённые из лап вечной неудачи.