Пролог. О том, как началась моя история, и о человеке,

Пролог. О том, как началась моя история, и о человеке,

что её записал

Александр сидит за столом. В кабинете на втором этаже. Деревянный дом поскрипывает вокруг него. Как старый друг, что любит поболтать в тишине. На столе монитор размером с большой телевизор. Справа на подставке его верный ThinkPad. Экран светится мягким светом. Клавиатура ждёт. Саша набирает текст. Будто я сижу рядом. Надиктовываю свои мысли. Мои слова текут через его пальцы. Мои воспоминания оживают. Хотя прошло уже немало времени.

Он готовился к этой книге полтора года. Собирал кусочки моих историй. Размышлял. Пытался понять, как начать. Это было тяжело. Саша — человек практичный. Технический директор. Программист. В гостиной у него штанга и гантели, в кабинете бронежилет и тактический рюкзак. Каждый день - спорт - бег, лыжи, бокс. А тут — слова. Чувства. Моя жизнь. Он не плакал 28 лет. Ни слезинки. Но сейчас сидит за столом. Пишет. Слёзы беззвучно падают на клавиатуру. Иногда останавливается. Вытирает глаза рукавом. Продолжает печатать. Я бы мурлыкнул ему в утешение. Но, я рассказываю через его руки. Через его сердце.

Всё началось когда деревья за окном сбрасывали листья пять раз. Или около того. Я не считал. Тогда я был совсем крохой. Едва понимал, что к чему. Но память яркая. Как теплые солнечные пятна на полу. Александр делает глубокий вдох. Будто хочет вдохнуть те дни обратно. Его пальцы снова бегают по клавишам. А я начинаю свою историю.

Мороз кусал меня за лапы, как будто кто-то невидимый тыкал в них острыми иголками. Я не знал, где я и как тут оказался. Вчера ещё было тепло — запах молока, тихое мурлыканье мамы рядом. А сегодня — только холод, ветер, который будто шипел на меня, и серое небо, тяжёлое, как мокрый камень. Я маленький, мне страшно. Где мама? Где мои братья и сёстры? Почему я один?

Я свернулся в комочек под какой-то старой доской, которая валялась у стены. Над головой — большая надпись, кривая, облупившаяся. Там было написано "ПОЧТА", но я тогда не знал, что это значит. Для меня это просто были какие-то закорючки, которые двуногие любят везде рисовать. От стены пахло сыростью и чем-то старым, как будто бумагой, которую давно никто не трогал. Я пищал, но никто не слышал. Или не хотел слышать.

Середина ноября, как потом говорили двуногие, — не время для котят на улице. Я и сам это чувствовал: мои уши мёрзли, хвост дрожал, а живот урчал так громко, что я боялся, вдруг кто-то подумает, что я рычу. Но я не рычал. Я просто хотел домой. Только где он, этот дом?

И тут я услышал шаги. Тяжёлые, но не такие, как у больших двуногих, которые топают, будто весь мир их. Эти шаги были уверенные, ровные, с каким-то скрипом — будто что-то тёрлось о землю. Я выглянул из-под доски, прижав уши. Мальчишка. Не сказать, что худой — крепкий, плечи широкие, в чёрной куртке с капюшоном. За спиной у него болтался рюкзак, потёртый, с какими-то железками, которые звякали при каждом шаге. Его ботинки скрипели по замёрзшей земле, а изо рта шёл белый пар, как дым. Он шёл мимо, явно из школы — я потом узнал, что двуногие туда ходят, чтобы учиться всяким их штукам.

Он почти прошёл мимо, но вдруг остановился. Я замер. А ну как он меня прогонит? Или хуже — схватит и утащит куда-нибудь, где ещё холоднее? Но он не прогнал. Он присел на корточки, прямо рядом с моей доской, рюкзак с глухим стуком упал на землю. Посмотрел на меня. Его глаза были тёмные, как ночь, но в них не было злости. Он тихо сказал что-то, чего я не понял, а потом протянул руку. Я сначала отполз назад, но рука пахла чем-то вкусным — то ли бутербродом, то ли ещё чем-то, что он ел на перемене. И она была тёплой. Очень тёплой.

— Ты откуда тут, мелкий? — сказал он, и его голос был мягким, как мамино мурлыканье. Я не ответил, конечно. Я же котёнок, а не двуногий. Но я подполз ближе и ткнулся носом в его ладонь. Холод отступил, совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы я перестал дрожать.

Он снял свою куртку — чёрную, пахнущую дымом, бумагой и чем-то солёным — и завернул меня в неё. Я пискнул, но не вырывался. Было тепло. Было... хорошо. Он поднялся, прижал меня к груди, подхватил рюкзак одной рукой и пошёл куда-то. Я слышал, как бьётся его сердце — быстро-быстро, как у меня, когда я гонял бумажку по полу. Но это было давно. А сейчас я просто закрыл глаза и подумал: может, это и есть новый дом? Или хотя бы его начало.